Супруга… Элгэ видела его вчера. Увы — ничего от прежнего мальчика Юстиниана в заносчивом кавалере не осталось. Жаль.
— Вы готовы, сударыня?
К алтарю, конечно, поведет родной дядя. Он же — отец жениха.
— Готова, — царственно изронила илладийка, любуясь собой в огромное золоченое зеркало.
Хрупкое видение в белом… Впору от умиления сдохнуть, чтоб вам!
3
Белая рионка под алой попоной. Могли бы и на дамарца расщедриться. Учитывая, что Элгэ как наездница — на голову превосходит жениха. Не говоря уж о его папаше.
Или боятся, что на дамарце невеста ускачет во весь опор? Только ее и видели?
Усмехнувшись, девушка птицей взлетела в дамское седло. «Не заметив» руки «посажёного отца» — чтоб ему с его собственного каракового рионца свалиться! Желательно, под копыта чьему-нибудь дамарцу. Жениховскому хотя бы. Еще лучше — необъезженному «дикарю»-илладийцу, но ни одного илладийца в процессию не взяли.
Юстиниан, слегка горяча коня, подъехал к ним.
Октавиан мигом послал своего вороного дамарца вслед за братом. Ну всем здесь достались приличные лошади, кроме Элгэ!
Осадил младший сын Валериана чуть впереди старшего. И галантно поднес к губам руку невесты:
— Вы прекрасны, кузина!
Девушка не удержалась от легкой улыбки. Позлить врагов — сердцу радость. Раз уж вырваны зубы. И всерьез кусаться не можешь — пока новые не отрастишь.
Папаша явно нахмурился. Но мальчишка уже вернулся на место. Жених занял положенное ему. Похоронная… то есть свадебная процессия тронулась.
Что не всё в порядке — точнее, еще хуже, чем Элгэ думала, — до нее дошло не сразу. Лишь когда «траурный кортеж» вместо улицы святой Бригитты (где Главный Храм Лютены и второй век венчаются все знатные семейства Эвитана) — зачем-то повернул на улицу Великого Гуго. Названную в честь угадайте кого.
Что происходит? Здесь вряд ли найдется хоть самая захудалая церквушка. Одни особняки желающих подольститься к свинопринцу. Да и не согласился бы граф Мальзери на захудалую…
— Мы едем за город? Венчаться у сельского священника на лоне девственной природы? — негромко съязвила илладийка почти в самое ухо жениху. — Как романтично…
Будь на месте Юстиниана Виктор — мигом прошелся бы насчет того, что должно же найтись во всей процессии хоть что-то девственное. Кроме платья невесты. Свадьба как-никак… А Элгэ весело отшутилась бы в ответ.
— Мы едем за принцем Гуго! — злобно прошипел будущей супруге Юстиниан. Не забывая сохранять на лице вежливо-бесстрастное выражение. Кармэн его называла «лед, блестящий на солнце». — Не может же принц заезжать за виконтом. Так не принято.
Конечно — где уж илладийской дикарке знать, что принято, а что нет? Но, Творец милосердный, — если ты действительно такой! — сделай так, чтобы Элгэ сейчас ошибалась! Сделай — и она точно в тебя уверует.
— Зачем заезжать за этой свиньей? Без его личного благословления нас не обвенчают?
Лучше выглядеть дурой, чем быть ею. Да и ответят дуре скорее.
— Я женюсь на тебе, принц Гуго — на твоей сестре. И замолчи, наконец!
— Замолчу, когда захочу! — огрызнулась девушка. — Ты мне пока еще даже не муж. А не нравится — не женись.
Нравься она ему хоть немного — можно бы повести себя иначе.
Ага, еще скажи: «Будь он илладийцем». Или хоть южанином.
Нет, не поможет. Мальзери-старшего никак не отнесешь к уроженцам севера.
Но на юге всё — намного проще. А здесь даже невесту, прилюдно обнявшую жениха, посчитают чуть ли не публичной девкой!
Теперь вопрос: кем считают Элгэ? И сильно ли будут шокированы, если она сейчас обнимет Октавиана?
Или лучше сразу дядю? Есть ли у него стилет? Эта семейка просто обязана ходить, обвешавшись стилетами. Мидантийцы как-никак.
А народу-то, народу! Нашли цирк. То ли еще будет, когда к теплой компании свинопринц присоединится!
У Элгэ уже и без него голова гудит — от приветственно-ликующих воплей. Это у нее-то — с детства привыкшей к шумным илладийским праздникам. С народными гуляньями и общими танцами на площади. Когда в вихре веселья смешиваются знать и простолюдины…
Октавиан! Творец милосердный, срочно нужен Октавиан! Помоги, пожалуйста…
Что сделать? Уронить перчатку? Для этого нужно, чтобы младший сын мидантийской змеи подъехал ближе…
Три девчушки лет по четырнадцать пробираются сквозь толпу. С букетами.
Шли бы вы подальше. Здесь сейчас будет принц Гуго. А вы — в его любимом возрасте!
— Какие прелестные цветы! — вслух восхитилась Элгэ, непосредственно рассмеявшись.
Ничего — невесте в день свадьбы можно. Или на Севере — нет?
Девушка весело обернулась к будущему супругу:
— Любимый, хочу эти цветы в самый счастливый день моей жизни!
Если этот — самый счастливый, то рождаться не следовало вовсе.
В ответ на радостнейшую улыбку невесты Юстиниан капризно нахмурился. Что от него и ожидалось.
Теперь главное — удержаться от истерики. Не заржать в подражание лошадям. Чистокровным дамарцам!
Элгэ, смеясь, повернула прелестную головку уже к Октавиану:
— Кузен, купите букеты у этих бедных девочек. Пока их совсем не затоптали.
Юноша уверенно направил коня к цветочницам. В отличие от брата, он лошадей понапрасну не горячит.
Расступившиеся всадники пропустили увешанного букетами брата жениха. С честью выполнившего каприз невесты.
— Октавиан, какая прелесть! — Элгэ сама двинула рионку навстречу.
— Слово моей новой сестры — закон, — улыбнулся он.
— Передай мне какое-нибудь оружие, — шепнула девушка. — Большое вам спасибо, кузен! — вслух рассмеялась она. — Твой отец собирается отдать право первой ночи со мной принцу Гуго. А тот хочет взять реванш и сполна мне отомстить…
Шепот скороговоркой, отчаяние в глазах, в меру дрожат губы. Да еще так, чтобы никто другой не заметил!
Элгэ не зря играла в домашнем театре Кармэн почти все главные роли!
А вот Октавиан побелел по-настоящему. Хорошо еще — от природы бледен.
— Тебя тогда убьют!.. Прошу принять эти цветы, кузина. — Хоть голос не дрожит. — От добрых жителей Лютены. — Радостный вой «добрых жителей» перекрыл его слова напрочь. А галантная улыбка примерзла сама. — И от вашего брата. От меня.
— Я лишь пригрожу ему. — Какой холодный букет! На этом севере не осталось ничего теплого. — Гуго — трус!.. Благодарю добрых жителей Лютены!.. — Лучезарнейшая из улыбок — аж губы болят. — И потом — лучше смерть, чем позор. Я всё равно убью себя потом, если он… Цветы — прелестны!